Ничего нового

— Хочу еще, — первое, что сказала ей Лиля, обнимая. — А ты?

— А я хочу тебя, — Марина поцеловала холодную щеку. — Спасибо, моя любимая девочка. Это лучший день рождения.

Плотная куртка и капюшон — досадные препятствия. Хотелось привычного тепла, прикосновений к нежной коже и стука сердца под рукой.

В самолете Марина прошептала:
— Ну что, детка моя? Страшно? — и обняла ее так крепко, как могла.

— Чуть-чуть. А тебе? — проговорила Заславская глухо и лбом боднулась в плечо.

— Жаль, мы не можем с тобой быть в тандеме, — шепнула Лиля, когда инструктор на минуту отвлекся, — разбиться вместе — это охуенно роматично. Шекспир бы заценил, — она фыркнула от смеха.

Такси мигнуло фарами в предрассветной мгле, окрашивая серые стены дома в бледно-желтый. Лиля выкинула наполовину недокуренную сигарету и устало побрела к машине.

От презрения к собственной слабости свело скулы, зазнобило бессильной яростью. Почему она не может успокоиться? Ей должно быть свободно, легко и на все наплевать. Потому что когда-то она решила, что будет жить именно так.

Еще несколько круговых движений в районе поясницы, и блестящие от масла руки заскользили по груди. Прижавшись к ней спиной, Лиля закинула голову к ней на плечо. Не поцеловать ее было невозможно.

До них донесся шум: Миша смял банку из-под пива.
— Так, ладно, — резко вскочив на ноги, Лиля завернулась в парео, — в номер пошли.

Пальцы добрались до крестца. Громко вздохнув, она замерла.

— Что такое? — Лиля нетерпеливо выгнулась.

— Ты здесь всегда такая бархатно-шелковая, — произнесла Марина внезапно охрипшим голосом.

— Полчаса мне дай под солнцем, а потом я буду под тобой, — вручив флакон, Лиля повернулась к ней спиной. — Расстегни.

Лиля провела по ее бедру шершавой от налипшего песка ладонью.