Этот неувядаемый аристократический шарм

Почему писатель, лауреат Нобелевской премии, носитель духовных ценностей, обогативший человечество, в пьесе Ф. Дюрренматта «Метеор» лишен интеллигентного шарма? Небритый, грубый, странно одетый, развязный и наглый Швиттер. О чем этот интеллигентный человек думает за несколько минут до смерти? «Красивая женщина. Господи, хоть еще раз обнять такое тело!» — скажет он в адрес натурщицы, а потом действительно затащит ее в постель. Почему человек, воплощающий культурные достижения, выглядит таким образом? Швиттер недоволен: общество не вбирает культурные достижения, а остается грубым, лицемерным и алчным. Он разочарован: несмотря на то, что общество по достоинству оценило его работы, они мало повлияли на этот мир. Писатель испытывает то, что свойственно многим истинным интеллигентам, — разочарование в жизни и безразличие к материальному благополучию (сжигает в печи полтора миллиона). Но он отвечает своему главному предназначению: Швиттер не терпит фальши. Каждый, кто придет с ним проститься, сбросит маску и обнаружит истинное отношение к нему.

В литературе можно встретить различное отношение к аристократам: восхищение, иронию, зависть, насмешку… Но, мне кажется, то откровенно неприязненное отношение к правящему классу, которое чувствуется с самого начала романа графа Толстого «Война и мир», вовсе не случайно. Вся эта «трескотня» на французском языке в аристократическом салоне («И он вдруг, к великому своему удивлению, начинает трещать по-французски» — из рассказа Чехова «Сон репортера») как-то постепенно, незаметно настраивает вас против высшего общества. И дело здесь заключается не в том, что английский аристократ «лучше» русского, не в том, что Толстой слишком придирчив к высшему свету («Среди тех ничтожно мелких, искусственных интересов, которые связывали это общество…»), а в том, что именно в царской России сложилась та пропасть между богатыми и бедными, которая потом привела к жуткой гражданской войне и исходу «благородного» класса из России.

Есть один штрих, отличающий буржуа от аристократов, отраженный в блестящем политическом памфлете С. Цвейга «Жозеф Фуше». Он сравнивает практически равнозначных деятелей периода Великой французской революции — Фуше и Талейрана. Сына купца и кровного аристократа. Он подмечает их различия, обусловленные самим происхождением. «Талейран, человек с тонкими манерами… любящий швырять деньгами за игорным столом и сорить золотом при женщинах… меж тем как Фуше, купеческий сын, любит превращать деньги в капитал… и бережливо накапливать». Для Талейрана, сибарита, «воспитанного на изысканной и древней культуре», власть — это возможность пользоваться земными наслаждениями, тогда как Фуше, честолюбивый чиновник, владея миллионами, остается скрягой.

Не показывать свое превосходство — это, безусловно, идёт от аристократов.

Так было и при Сталине, который умело контролировал интеллигенцию, обеспечивая ее лояльность с помощью разнообразных творческих союзов, наград и почетных званий.

власть нуждается в интеллигенции лишь в той мере, в которой последняя укрепляет ее и помогает сохранить имидж прогрессивного и передового социального института

власть базируется на подчиненности, иерархии, своего рода насилии, тогда как «хлеб» интеллигенции — это творчество, свобода, независимость и поиск истины, невзирая на авторитеты

Не показывать свое превосходство — это, безусловно, идёт от аристократов.

Почему в обществе даже сейчас, когда исчезло вопиющее сословное неравенство, появляется подобная спесь, высокомерие? Быть может, нам, обычным людям, и не хватает той деликатности, которая свойственна аристократам.

Американец со средним образованием начинает учиться. Манеры, которые у аристократов в крови, ему приходится с усилием имитировать. Походка, приветствия, элегантное снятие шляпы, безукоризненный выбор букета. Как поцеловать руку даме, грациозно поднять бокал, изящно облокотится на колонну, манерно сунуть руку в карман — все эти мелочи требуют немалых усилий от человека из демократического общества, привыкшего к вольностям на корпоративных вечеринках.