В поисках Парижа, или Вечное возвращение

быстро доехать до милых будущим импрессионистам мест на берегах Сены и Уазы — до Аржантёя, например, чуть больше десяти километров.

На самом бульваре Батиньоль осталась еще атмосфера былой окраины — когда-то он был частью внешних бульваров

Любовь можно объяснить кому угодно, но не себе.

Все больше становилось пластинок, и даже на фоне пандемии «Битлз», утверждающегося рока и всего того, что куда важнее было для нашей протестной культуры, вкус и нежность к французскому шансону росли как часть вечной и неутолимой ностальгии по недосягаемой Франции.

Для меня определение национальности сводится к языку, остальное вторично и непринципиально.

Нет, я не думаю, что в Париже мало бед, болезней и нужды, но сколько же здесь и иного, того, чем можно любоваться.

И еще о том, что эти самые парижане, которых так часто упрекают в мещанстве, скаредности, мелочности, празднословии, в том, что они, «маленькие французы» (как нередко французы называют своих соотечественников), в жестокие минуты истории умеют становиться наци­ей, обретают деятельное общественное достоинство, с которым мало кто может состязаться, и — что ни говорите — сами делают свою историю.

Париж снисходителен к слабым, в нем могут жить бедные и отверженные, но он не прощает трусости и уныния. И не станет мешать тем, у кого не хватает сил жить дальше.
В Париже нелегко выстоять, но ни один город в мире не дает для этого столько сил.

Жизнь человека неизмеримо короче, чем жизнь города и тем более чем память о нем. И тот, кто полюбил Париж, никогда, хотя бы в мыслях, его не покинет.

Любовь, улыб­ка, бокал вина, старое бистро, куда ходили деды, морщинки времени на домах, радость от блеснувшего среди туч солнца — Париж не может кон­читься, если уметь видеть именно это — то, над чем не властно время.