Пако Аррайя. В Париж на выходные

переиграет. Но, так или иначе, на принятие решения уйдет время, и я мог спокойно заняться своими делами.
Где-то приглушенно запел мой мобильный – Бах. Я тут же вспомнил, что так и не позвонил Жаку Куртену. Чертыхаясь, я бросился к сумке и отрыл телефон прежде, чем звонок прекратился. Но это была не моя ассистентка с очередным напоминанием. В трубке был неподражаемый, всегда чуть сонный, голос моей жены Джессики.
– Солнышко, а я только проснулась. У тебя всё нормально?
В Париже было почти шесть вечера, значит, в Нью-Йорке около полудня.
– Да, всё нормально, радость моя.
– Я проводила Бобби в школу, и меня сморило. Я даже разделась и легла в постель, чтобы побыстрее выспаться

интуиция – одно из имен ангела-хранителя.

Мне нравятся люди, которые много и с аппетитом едят. Мне видится в этом доверчивая открытость внешнему миру и признательное принятие многочисленных и разнообразных даров, которыми Господь, понимающий людские слабости, так щедро наделил эту землю.

«Многие люди постоянно едят из-за стресса», – подумалось мне. В нашей профессии принято снимать напряжение алкоголем

Вообще, в Штатах в порядке вещей выпускать детей в одиночное плавание, едва они закончат школу. А дальше идет только видимость теплых семейных отношений. Вот вы слышали когда-нибудь, чтобы в России дети и родители говорили друг другу на каждом шагу: «Я тебя люблю!»? Нет! И не потому что они друг друга не любят. Просто, когда это есть, зачем об этом говорить? В Штатах – да возьмите любой американский фильм! – такими признаниями обмениваются каждые десять минут. И тем, и другим – и родителям, и детям – нужно, для самих себя, подтверждение тому, чего совсем мало или нет вовсе.

Он всегда учил меня, что общаться стоит только с людьми умнее себя.

Совсем не по той причине, по которой я являюсь противником смертной казни. А я против узаконенного убийства и даже регулярно подписываю петиции по просьбе Международной амнистии. Не потому, что каждый человек – это целый мир, более того, это мы сами. Я достаточно видел скотов, в которых из человеческого оставались лишь телесные формы и биология, и чья смерть была бы для человечества бесспорным и исключительным благом. Я против смертной казни из-за ошибок – исключительно из-за возможности ошибки. Потому что невозможно представить себе что-либо более ужасное, чем казнь невиновного. Метек, как я уже говорил, был похож на сотни интеллигентов с восточной кровью, и ошибиться я, конечно, мог, хотя и в данном случае был совершенно уверен. Но я знал, что не выстрелил не потому, что допускал возможность ошибки.

«Смерть достаточно близка, чтобы можно было не бояться жизни».

Кто там из древних говорил, что человек разумный должен хорошо играть любую роль, которую предназначает ему судьба? Потерпел кораблекрушение – будь на высоте в роли потерпевшего кораблекрушение! Из богача превратился в бедняка – хорошо играй роль бедняка! Это всё полбеды!

Все исключительные, опасные, тяжелые события нужно рутинизировать, – сказал он мне как-то в самом начале нашего знакомства. – Понимаешь, что сейчас будет перестрелка, говори себе, как боец на передовой: «И че? И вчера стреляли, и позавчера, и завтра еще постреляем!» Убили кого-то? Ты – как санитар в морге: «Сколько вчера этих жмуриков перетаскал, а вот и сегодня опять придется!» Когда это обычное дело, возбуждение не мешает думать. А ты сам знаешь: потерял голову – всё потерял!»