Постлюбовь. Будущее человеческих интимностей

в мире, где неустойчивость и непредсказуемость стали базовыми чертами, дружба – источник обещания, которое помогает справляться с прекарностью. Любовь обещает всё – то есть, буквально ничего, она обещает покрыть весь горизонт будущего и стабильно не справляется с этим обещанием; обещание дружбы же – ограниченно, в этом его надёжность. Любовь эвакуирует человека из неустойчивого мира в сентиментальную сказку, дружба – укореняет человека в мире через множественность социального.

нуклеарных семей, действительная цель которых, по мнению Вильгельма Райха (и многих других социальных исследователей), – воспроизводство пассивного типа личности и закрепощение женщин.

Одним из крайних проявлений конверсионной терапии для людей в ЮАР, Индии и других регионах стали корректирующие изнасилования. Родители ведут своих детей на репаративную терапию и заказывают corrective rape, потому что любят их и хотят, чтобы они были счастливы.

в наших обществах в раннем возрасте с детьми происходит что-то, что считается нормальным элементом взросления, но что на самом деле их глубоко калечит

, как происходит взросление мальчиков и девочек в западных обществах[39], и обнаруживают, когда и как происходит этот внутренний разрыв, когда тело чувствует удар дисциплинирующей нормы, прикладываемой к нему: у девочек позже (в подростковом возрасте), у мальчиков раньше (уже в 4–7 лет), а затем ещё раз, в период окончания школы. Тогда «женственность начинает ассоциироваться с псевдоотношениями (и заглушением голоса своего «я»)», – пишет Гиллиган, – «а мужественность – с псевдонезависимостью (и отгораживанием от чувств и потребности в отношениях)

римерно так авторки описывают тот самый психологический механизм патриархата: он вынуждает тела отказываться от любви во имя встраивания в иерархию, «он оберегает нас от уязвимости, связанной с любовью, а тем самым и от утраты».

(killjoy). Это расхожий троп в любой дискуссии про так называемых social justice warriors, как их презрительно называют люди, которых тревожат перемены в морали

Мы уже знаем, что мы подконтрольны, цели власти банальны – сохранять власть и извлекать из нас выгоду; поэтому давайте осмотрим орудия контроля – их много, но я бы хотел сосредоточиться на двух – на норме и на обещании счастья.

Так, Ханс Магнус Энценсбергер в эссе 1962 года «Индустрия сознания» описывает режим производства знания в обществах, близкий по смыслу формуле Фуко «власть-знание». В этом эссе он предполагает, что любая критика этой индустрии сознания, «направленная только на капиталистические её проявления – недальновидна». Ему кажется, что вообще неважно, какому общественному или экономическому строю эта индустрия служит и где находится субъект контроля – в государстве, обществе или корпорации; важна принципиальная цель этой индустрии: она всегда или почти всегда направлена на увековечивание существующих отношений власти, неважно, какого они рода. «Сознание индуцируется лишь для того, чтобы затем его можно было эксплуатировать», – заворачивает мысль Энценсбергер.

Интересно не что такое любовь, а что она делает, что остаётся после неё, что приходит ей на смену, чем заполняются места, где её нет и как среди всего этого сориентироваться.