Сны поездов

Дерево может быть тебе другом, но лишь до тех пор, пока ты его не трогаешь. Вонзил лезвие в ствол — считай, объявил войну.

«Как думаешь, Глэдис, ты бы вышла за меня?» — спросил он, сам того не ожидая.
— Да, Боб, думаю, с радостью бы выш­ла, — сказала она и, кажется, на мгнове­ние перестала дышать; он выдохнул, и оба рассмеялись.

Тот первый поцелуй был похож на обратное падение — Роберта вытолкнуло наружу из норы, прямиком в мир, в котором он, похоже, сможет жить; как будто раньше он сопротивлялся чему-то, а теперь развернулся, отдался течению. Целый день они целовались среди ромашек.

ыступал чудо-конь по кличке Теодор, снимавшийся в вестернах; собственно, доктору достались билеты, потому что он осматривал кинозвезду-Теодора. В кале Теодора обнаружилась кровь, сказал его ковбой. Значит, дело плохо. «Поэтому я бы тебе советовал сходить и поглазеть на это чудо, – сказал доктор Грэйньеру, протягивая один из бесплатных билетов. – Не удивлюсь, если через полгода Теодора скормят псам и отправят на мыло».

Рыжая собачка давно его покинула: состарилась, одряхлела и ушла в лес, чтобы умереть в одиночестве

Шедший через долину поезд не разбудил его, лишь вмешался в сон.

одинокий старатель подорвал себя в своей же хижине, пытаясь разморозить динамит на плите.

Грэйньер уже видел мертвецов, но ни разу не видел, как кто-то умирает. Он не знал, что сказать, что сделать. Он чувствовал, что ему лучше уйти – и чувствовал, что лучше не уходить.

ему было скорее сорок, чем тридцать пять, и в лесу от него было все меньше толку.

Глэдис выглядела значительно старше своих лет – это из-за того, как она позже ему объяснила, что выросла в доме, подставленном солнцу и летом проводила слишком много времени на воздухе. Руки у нее были грубыми, как у пятидесятилетнего мужчины.