Вторая жизнь Уве

«Полюбить кого-то – это все равно как поселиться в новом доме, – говорила Соня. – Сперва тебе нравится, все-то в нем новое, и каждое утро себе удивляешься: да неужто это все мое? Все боишься: ну ворвется кто да закричит: дескать, произошло страшное недоразумение, никто не собирался селить вас в такие хоромы. Но годы идут, фасад ветшает, одна трещинка пошла, другая. И ты начинаешь любить дом уже не за достоинства, а скорее за недостатки. С закрытыми глазами помнишь все его углы и закутки. Умеешь так хитро повернуть ключ, чтоб не заело замок и дом впустил тебя с мороза. Знаешь, какие половицы прогибаются под ногами. Как открыть платяной шкаф, чтоб не скрипнули дверцы. Из таких вот маленьких секретов и тайн и складывается твой дом».

А так день выдался то, что нужно, в самый раз, чтоб умереть.

Но скорбь – штука опасная, в том смысле, что, если люди не разделяют ее, она сама разделяет людей.

Можно тратить время на то, чтобы умирать, а можно – на то, чтобы жить. Уве, надо идти вперед!

– Да не уживаюсь я с кошаками, пойми ты, женщина! – целый вечер уговаривал Уве Парване.
А под конец вообще накричал, сказал – ни за что не возьму, только через мой труп.
И нате – Уве стоит и смотрит на кошака. А кошак – на него. Причем Уве и близко не напоминает труп. Последнее особенно раздражает.

Сердце колотится так, будто его грудь – это дверь в единственный оставшийся на свете общественный туалет.

Покончить с собой можно и завтра. Успеется.

Он выходит во двор с лопатой, а там, в снегу, его снова поджидает кошак. Уве выкатывает глаза: вот наглец так наглец! Стаявший снег капельками сбегает по шерсти. Хотя какая там шерсть! Меха клок, а так сплошная дрань. Ежели у кошек взаправду девять жизней, то этот огрызок свою седьмую, а то и восьмую доживает.

– Я из Ирана. Там живут персы.
– Перцы?
– Да.
– Хороши, нечего сказать, – соглашается Уве.

Потеряв близкого, мы вдруг принимаемся тосковать по каким-то вздорным пустякам. По ее улыбке. По тому, как она ворочалась во сне. По ее просьбам – перекрасить ради нее стены.