Ойкумена. Кукольник

Указывал он обычно на вдовцов или бобылей.

если и «волынил», так самую малость.

Такая вот хитрая рабская свобода.

Глубоко

три вилки ему в печень…»

Пристегиваясь, он поздоровался

— Рабыня тоже дала эрзац-показания.

кублом змей. Черты лица застыли жутковатой маской: оскалились белоснежные

Будь он на месте присяжных – вне сомнений оправдал бы сам себя. А потом прослезился и вручил бы себе, как невинно пострадавшему от навета, нимб и крылья.

«Беда с этими имперцами. Нос до неба дерут, а сами все кусок пожирнее урвать норовят. Собственную ничтожность не прикроешь величием государства. Пузырь, он и в свадебной гирлянде пузырь…»

свободу надо уважать. Вот я, например, уважаю. И не разбрасываюсь вольными, несмотря на пропаганду Штильнером высоких идеалов. Волю, дорогой вы мой, нельзя кинуть человеку, как милостыню. От таких широких жестов воля гниет и воняет. Свобода, подаренная сверху – яд. Сколько хороших людей погибло от этого яда!

Следи и учись, пока я жив! Не руку ему толкай, руку он сам поставит, а с глазомером работай! И не куклу под себя перекраивай, а себя под куклу! Бери, что есть,

пользуйся, да с умом! – тогда и он твоим умом воспользуется…»