Кейт Куинн

Женщины-цветы делятся на два вида. Одни только и могут что стоять в красивой вазе, другие выживут в любых условиях, даже во зле.

— Ладно. — Эва Гардинер опустила пистолет. — Ты, н-наверное, чаю хочешь?

— Да, это было бы...

— Чаю нет. — Она двинулась по темному коридору, шагая широко и беспечно.

Твое в-вторжение в мой дом перевело нас на такой уровень близости, из-за которого ты мне уже неприятна.

Отец мой — американец, а мать — француженка. До войны каждое лето мы проводили во Франции у наших род­ственников. Они жили в Париже, но еще владели летним домом в окрестностях Руана.

— Гляди-ка, не детство, а пикник с картины Ренуара.

— Последний запрос отец направил в Лондон — вдруг Роза перебралась сюда? Тут был отдел, занимавшийся поиском беженцев. — Я глубоко вдохнула. — Вы в нем работали.

— В сорок пятом и сорок шестом. — Эва плеснула виски в чашку. — В прошлое Рождество меня оттуда поперли.

— За что?

— Наверное, за то, что на работу приходила поддатая. Или за то, что начальницу обозвала «злобной старой мандой».

Можно ли всего за две недели стать другим человеком? — думала Эва. — Или вовсе не другим, а просто самим собой?

И потом старательно выводила буковки на бумажных клочках, сноровисто ковыряла отмычкой в замке; когда впервые тот открылся, она испытала наслаждение несравнимо сильнее, чем от поцелуя с мужчиной.

Не знаю, сколько длился переезд через Ла-Манш. Когда блюешь, время тянется бесконечно.

— За что вы сидели в тюрьме? — неожиданно для себя спросила я.

— Украл медвежью шапку у гвардейца на часах перед Букингемским дворцом, — спокойно сказал Финн. — С вами все в порядке?

— Врете вы про шапку.

— Вру. Садитесь в машину.

Если на заднем сиденье вы оказались не ради поцелуев и тисканья, лучше поддержать вежливую беседу.