Энни Бэрроуз

Жизнь с тем, с кем нельзя поговорить, а тем более помолчать, – худшее из одиночеств.

Но нельзя же выходить замуж просто ради замужества. Жизнь с тем, с кем нельзя поговорить, а тем более помолчать, – худшее из одиночеств

Все, решительно все кругом разрушено, Софи, – дороги, дома, люди. Особенно люди.

Господи, так хочется поваляться на диване, а надо вставать и напяливать парадное платье. Любовь любовью, но Марк – огромная нагрузка для моего гарбероба.

На дороге валялся старый брезентовый башмак. Илай обошел его и вдруг говорит: «Дедушка, этот ботинок очень одинокий». Я кивнул: да. Он еще посмотрел, и мы пошли дальше. Немного погодя Илай сказал: «Дедушка, а вот я таким никогда не буду». Я спросил: «Каким?» А он ответил: «Одиноким внутри».

И твердил себе: «Ты еще жив». Думаю, все мы каждое утро говорили себе именно это, но, если честно, живы не были. Не мертвы, но и не живы.

Только что получила от него письмо, где он восхваляет целебные свойства моей «солнечной улыбки и легкого характера».
Солнечная улыбка? Легкий характер? Меня никогда еще так не оскорбляли. Легкий характер в моей шкале ценностей находится рядом с безмозглостью. Клоун – вот что я для него такое.

– Лучше не иметь такого доброго сердца.

Дорогой Сидни!
Стало быть, тебя неожиданно вызвали в Рим? Что, избрали Папой?

За ужином мы обсуждали Джонатана Свифта, свиней, Нюрнбергский процесс.