Александр Лурия

Синестезические переживания Ш. проявлялись и тогда, когда он вслушивался в чей-нибудь голос.
«Какой у вас желтый и рассыпчатый голос», – сказал он как-то раз беседовавшему с ним Л. С. Выготскому. «А вот есть люди, которые разговаривают как-то многоголосо, которые отдают целой композицией, букетом.., – говорил он позднее, – такой голос был у покойного С. М. Эйзенштейна, как будто какое-то пламя с жилками надвигалось на меня...»

..."Я обычно чувствую и вкус, и вес слова – и мне уже делать нечего – оно само вспоминается.., а описать трудно. Я чувствую в руке – скользнет что-то маслянистое – из массы мельчайших точек, но очень легковесных – это легкое щекотание в левой руке, – и мне уже больше ничего не нужно..." (Опыт 22/V, 1939 г.).

«Синий» – и из окна кто-то помахивает синим флажком... Даже цифры напоминают мне образы... Вот "1" – это гордый стройный человек; "2" – женщина веселая; "3" – угрюмый человек, не знаю почему"...

работу над собой, работу, источником которой была постоянная надежда возвратиться к жизни, стать полезным другим.
Но вот удивительный результат ранения: оно полностью пощадило мир его переживаний, мир его творческого энтузиазма, оно оставило полностью сохранным его личность, личность человека, гражданина, борца!
И как беззаветно он борется за восстановление своего раздробленного «беспамятного» мира!

А борьба продолжается.
Рана зажила давно, пятнадцать, двадцать, двадцать пять лет назад. В мозговом веществе стали образовываться рубцы, а с ними появились припадки... Мозговое вещество не восстанавливается, клетки пораженной мозговой коры не возникают снова, и он должен старательно обходить те выжженные участки мозга, которые были разрушены осколком. Обходить, чтобы другими средствами, на других путях попытаться восстановить потерянное.

И он возвращается к своему прошлому, он не может понять, почему мир сложился так странно, для чего нужна война, чем оправдано то, что четверть века назад он, такой молодой и способный, перед которым раскрывалось более светлое будущее, почему он потерял память, свои знания, стал таким беспомощным инвалидом, обреченным на нескончаемую борьбу — вчера, сегодня, завтра и так до конца своей жизни.

«... Я был болен скарлатиной.., пришел из хедера, голова болит... Мать говорит: «у него «а хиц» (жар)». Вот это верно! «Хиц» — это что-то вроде молнии, яркое.., из моей головы выходит такое острое, оранжевое... это верно!»

Мы уже говорили о том, что если отрывок читается быстро — один образ набегает на другой, образы толпятся, сгруживаются, то как разобраться в этом хаосе образов

Значит, далеко не всегда образное мышление помогает понять смысл языка.

Особые трудности он испытывает в поэзии… Вряд ли что-нибудь было труднее для Ш., чем читать стихи и видеть за ними смысл…

Нужно ли удивляться тому, что восприятие, при котором каждое слово рождает образ, может так и не дойти до подлинного понимания поэтического смысла?!

Ш. любил делить поэтов на «сложных» и «простых». К «простым» он относил и Пушкина, но даже стихи Пушкина рождали у него заметные трудности.