Альдо Росси

Совокупность экономических фактов не объясняет факты городской среды в их глобальном устройстве. Но что же тогда лежит в основе индивидуальности отдельных фактов? Хальбвакс дает свой ответ на эти вопросы, когда объясняет город через развитие социальных групп, а отношение между городом как конструкцией и происходящими в нем процессами — через более сложную систему, структуру коллективной памяти.

С этой точки зрения нынешнее устройство большого города представляет собой совокупность результатов деятельности отдельных групп, личностей, правителей; таким образом различные планы накладываются друг на друга, смешиваются, забываются. В результате современный Париж напоминает сложную фотографию, которую получают, запечатлев на одном и том же кадре Париж Людовика XIV, Людовика XV, Наполеона, барона Османа. Многие незавершенные улицы, изолированность и заброшенность отдельных кварталов свидетельствуют именно об этой разнородности и относительной независимости большого числа проектов.

Нередко мы ошибочно приписываем первостепенную значимость конкретному способу реализации общего факта, который с необходимостью должен возникнуть, но не меняет своего смысла оттого, что был реализован именно в данной форме, в данном месте и в данное время.

Любой, кто серьезно занимался урбанистикой, не мог не заметить, что самых значимых результатов достигают те ученые, чьи изыскания связаны с каким-то одним городом: Париж, Лондон, Берлин для ученого неразрывно связаны с именами Поэта, Расмуссена[13], Хегеманна.

Бернулли рассматривает город как сложившуюся массу (по его собственному определению), в которой каждый элемент обладает своими особенностями и отличиями внутри общего плана.

Первый этап, то есть начало трансформации города, представляет собой разрушение основополагающей структуры средневекового города, основанной на полном совпадении места работы и места жительства в одном и том же здании. Это начало конца домашней экономики, понимаемой как единство производства и потребления.

Джузеппе Самона в начале этой полемики заметил, что многие архитекторы заблуждаются, слишком смело отождествляя рост масштабов города с гигантизмом проектов. «На мой взгляд, совершенно неприемлемы никакие идеи гигантских пространственных масштабов. На самом деле мы, как и всегда, находимся в ситуации, в которой, с обобщенной точки зрения, человек и пространство состоят в такой же связи и равновесии, как и в древности — разве что в современную эпоху все пространственные измерения стали больше, чем пятьдесят лет назад»

Политика — это проблема выбора. Кто в конечном счете выбирает облик города? Сам город, но только через собственные политические институты.

Можно было бы сказать, что этот выбор не имеет значения; но это было упрощением проблемы. Он имеет значение: Афины, Рим, Париж — это еще и форма их политики, знаки деятельности сознательной воли.

Если у каждого города есть живая и определенная личность, если каждый город наделен собственной душой, состоящей из древних традиций, живых чувств, смутных надежд, это не означает, что он существует независимо от общих законов городской динамики.

итальянские площади эпохи Возрождения нельзя свести ни к их функции, ни к случаю. Они — средство формирования города, но, повторю, то, что кажется средством, нередко становится целью; эти площади и есть город. Итак, город сам является своей целью, и тут больше нечего объяснять, кроме того что город присутствует в этих архитектурных произведениях.